В среде европейски мыслящих интеллектуалов считается, что единственной вменяемой альтернативной евразийскому мультирасовому кошмару может быть только «русское национальное государство», как в границах нынешней РФ, так и в границах европейской части России. Подобный подход естественен и логичен, поскольку концепция «национального государства» включает в себя как необходимость сохранения этнической компоненты, так и проект политической организации нации, исключающий из «ключевых узлов» управления общество ранее главенствовавших в нем евразийско-имперских институтов, в первую очередь «святой церкви».
Понятно, что сама по себе «евразийская модель» могла, как господствующий идеологический тренд, состояться только при поддержке имперского государства с его силовыми, административными и идеологическими институтами. Церковь и военно-полицейские силы слаженно работали рука об руку, эффективно подавляя любые ростки недовольства, сталкиваясь, однако, временами с серьезным сопротивлением со стороны немногочисленных свободных групп казаков и волжских болгар, чьи самые крупные восстания (Разинское и Пугачевское) порой ставили под угрозу само существование имперского государства.
Естественно, что на бытовом уровне, подобное «имперское евразийство» поддержки у людей найти не могло генетическая память у европейского населения России, диктовавшее неприемлемость этнического смешения с азиатами, работала четко. Иначе, в противном случае, «евразийское большинство» мы бы уже имели сейчас.
На деле же этот «синтез» предполагал размывание этнических границ при педалировании главенства «всечеловечной» русской культурно-цивилизационной и религиозной модели. То есть, если расписывать эти тренды в будущее, то как итог мы должны будем получить следующее: основное население России-Евразии должны будут в итоге составить русскоязычные азиаты и метисованное («метис» для несведущих это потомок европейско-азиатских смешанных браков) меньшинство. Иными словами, по версии «имперского евразийства», коренному европейскому населению России предлагается пожертвовать своей этнической уникальностью ради «увековечивания в веках» путем навязывания азиатам русских «духовых продуктов». По сути своей «евразийство» это национализм азиатов в «русско-культурной оболочке».
Евразийский дискурс оперировал и оперирует категориями «особости», «исключительности», «уникальности пути», предполагавшим синтез «народов и культур» как цивилизационной базы для некой евразийской автохтонной общности, отличавшей как от Запада, так и от Востока с Югом.
В условия советской (и российской, в период царизма) действительности основным дискурсом (вне зависимости от даваемых ему названий и идейных форм) в плане определения судеб народов на территории России был дискурс евразийства, в прикладном политическом значении становившийся дискурсом «государственного империализма» («советского интернационализма»).
Имя этих «разводок» каждый раз было разным: «Москва Третий Рим», «хранитель порядка в Европе», «первое пролетарское государство», и пр., но суть оставалась неизменной. Она состояла в требовании лояльности к существующему государственному порядку и мобилизация национальных сил ради выполнения какой-либо очередной «сверхзадачи», будь то распространение коммунистического порядка по всему миру, или защита византийского христианства (в том числе и на иностранной территории) как «единственно правильной религии». Европейцев (русских, украинцев, белорусов, булгар, казаков, финно-угров, карелов, поморов и etc) приносили в жертву совершенно чуждым их внутренней антропологической и культурной природе идеям и проектам.
Свобода информационного обмена и идейного творчества, ставшая реальностью в постсоветской России конце ХХ-го и начала ХХI-го века, привела многих исследователей политических и исторических процессов к смелой мысли: практически на всем протяжении последних веков (начиная с момента образования Московского государства) вся судьба европейских народов, населяющих Россию это история постоянных и многочисленных «разводок».
Комментариев нет:
Отправить комментарий